[Голово]ломка - Александр Гаррос

— Энд нау ю юз зэ… — Вадим замялся, подбирая слово, не подобрал и, вертанув пальцем, ввернул паллиатив, сопроводив для понятности индустриальным рычанием: — Зэ скр-р-рудрайвер. — What? — Зэ скру… Намбер фо. Йес. Йе!… Килл зэ факинг эссхоул!… Би кэафул, хе блад из… О. Нот бэд. Ю гат ит. Пресс зэ баттон. — Thanks. It seems you'r an advanced «h'crusher». — Э-э… стараемся. Она, откинувшись, победно обозревала люминисцентную заставку следующего уровня, а облокотившийся на крышку симулятора-«леталки» Вадим с привычным уже ощущением — аки после ста грамм очень классного крепкого — наблюдал Сару Тафф, играющую в Сару Тафф. Вернее — Смиллу Павович. Восходящую голливудскую суперстар украино-югославского происхождения. В пустом рижском аэропорту. За два часа до Нового года. Собственно, хрен бы он ее опознал — не было тут ни растрепанных волос радикальных спектральных цветов, ни каких-то подсознательно ожидаемых очевидных видовых признаков суперстар вульгарис. Ну стоит себе за автоматом-стрелялкой коза тинейджерской вполне внешности, — короткая стрижечка, джинсики, растянутый пестрый свитер, — тормошит джойстик, сублимируя всем телом пируэты виртуального попрыгунчика. И обратил внимание Вадим вовсе не на нее — на то, что помещалось за столиком рядом. В свое время Вадим прочел в глянцевом журнальчике основательную байку о телохранительском ремесле. Компетентный информированный автор утверждал, что мода на перекачанных гигантопитеков давно кончилась, и на топе нынче интеллигентные джентльмены приятной наружности, а еще лучше — элегантные леди, все из себя бизнес-. Что настоящий современный бодигард — это образование, ай-кью, реакция, интуиция, способность предугадать, просчитать и предотвратить потенциально опасную для сохранности клиента ситуацию. В таком случае то, что помещалось за столиком рядом, не было настоящими современными телохранителями. Вообще не было телохранителями. Оно не предназначалось для предотвращения потенциально опасных ситуаций. Самим фактом возможности существования подобных объектов в природе и, более того, в непосредственной близости от клиента оно априори исключало малейшую вероятность зарождения в чьей бы то ни было голове тени мысли о допустимости прямого или косвенного участия в создании потенциально опасной ситуации. За крайним столиком совершенно безлюдного аэропортовского кафеюшника с видом на летное поле осуществляли жизнедеятельность двое охуеннейших жлобяр размеров совершенно невротъебических и наружности абсолютно деморализующей. Причем один из них был бритый наголо беспросветный негрила. Второй — традиционный европеоид блондинистого окраса, но оба — за два метра и за полтора центнера. На столике перед ними стояла 1 (в скобках прописью: одна) крохотная зеленая баночка спрайта. Помимо деморализующей парочки в кафе была только стриженая креветка за игровым монитором. В огнестрельной чехарде на экране Вадиму почудилось знакомое. Он приблизился — негрила добросовестно выдвинулся из-за стола и навис подбородком над его макушкой. Вадимова физиология даже подала панический сигнал: ее физиологическое воображение предметно нарисовало фатальные последствия того, что телохранитель сейчас на Вадима… упадет. «Когда Вэ Аплетаева извлекли из-под негра, он был такой же плоский, как его шутки в лучшие времена».

— Кстати, — дружелюбно сказала вдруг Смилла Павович по-русски: с незначительным акцентом, но вполне правильно, — автографов я не даю.

— Any problem? — донеслось сверху. Вадим ощутил себя персонажем седобородого анекдота: «Ой, говорящая!…».

— It's okay, Tony, — Смилла заколебалась, не зная, штурмовать ей следующий уровень или ретироваться из игры.

— А вообще фуфло все эти стрелялки, — пренебрежительно сообщил Вадим. — И «Ломка» эта фуфло. И фильм твой будет фуфло полное. Зря ты контракт свой подписывала.

Суперзвезда обернулась, посмотрела на Вадима уже с персонифицированным интересом. И кивнула гребенчатой головой джойстика иконке Quit.

…Запарыш более всего смахивал на молодого университетского профессора-гуманитара. Худой, бледный, с очень плотно прилегающими к продолговатому черепу не по возрасту редкими черными прядями, в удобных брюках «хакиз» и джемпере с капюшоном поверх джемпера без капюшона. В узких очочках. И дико запаренный. Он принесся стремительно, заложил вираж вокруг телохранителей, без перехода, не снижая темпа и не реагируя на Вадима, пошел вываливать на их со Смиллой столик рыхлые ворохи невнятного Вадиму american english. Длинный палец запарыша нервически полосовал таблецо электронного блокнота «ньютон». Смилла отвечала так же нервно и непонятно. Они полаялись примерно с минуту, по истечении коей запарыш унесся, оставив на поле боя «ньютон», а Смилла, теперь запаренная не менее, раздраженно хлопнула сразу полстакана своего оранджуса.

— Cool! — она звучно припечатала стакан к столешнице. — Кажется, Новый год я встречу в этом fuckin' снэкбаре… Что ты за гадость куришь? — Смилла сварливо отогнала ладонью дым от лица. Вадим галантно затушил «кэптенблечину» в блюдце.

— Слушай, — хлюпнул он горячим айришкаффе. — Каким макаром тебя вообще сюда занесло?

— Fuckin' promotion. Fuckin' tour. Fuckin' Europe, — на Вадима она не смотрела. — Fuckin' Russia. Fuckin' Cohen, — последнее было сказано с особенной ненавистью, и Вадим предположил, что подразумевается мистер запарыш. — Fuckin' party. How d'you say in russian? Уломал, да? — Вадим кивнул. — Я не хотела. Он уломал. Реклама, нужные люди. Fuckin' bizz, — она подтянула к себе «ньютон», начала совать пальцем в экран. — Fuckin' Михалков — кто это? Клуб «Обломов». Fuckin'. Новый год по-русски, fuckin' caviar. I fuck this родина предков! Fuckin' погода, — пояснила она, отрываясь от экранчика. — В Шереметьево метель. Эта задница Коэн боится садиться, cocksuccer. Сели в первом попавшемся порту. И вот — пожалуйста, — она развела руками, будто презентуя кому-то неутешительный факинг снэкбар. — Новый год по-русски. Они помолчали.

— И вообще, — не добившись ничего от «ньютона», Смилла отпихнула блокнот к краю. — Теперь весь график fails.

— График?

— Первого Москва. Второго Лондон, — Смилла перечисляла с нарочитой монотонностью персонального органайзера. — Интервью. Би-би-си. Четвертого Лос-Анджелес. Переговоры с продюсером. Бонусы к контракту. Двенадцатого Сидней. Андрэ там играет.

— Андрэ?

— Мой boyfriend, — судя по тону, бойфренда Андрэ нежная Смилла с удовольствием утопила бы в параше. — Теннис. Пятая ракетка. После двадцать пятого съемки. И мне еще надо освоить кунфу — Коэн нанял какого-то китайца… мистер Лю? мистер Ши?… У него десятый дан, — добавила она, заметив, что Вадим ухмыляется.

— Ну и нафига тебе все это? — Вадим, наклонив чашку, полюбовался золотым песком гущи.

— Что — это?

— Вся эта псевдожизнь… (Смилла посмотрела непонимающе.)… Bullshit. Бня. Тебе что, бабок не хватает? Чего ты маешься этим дерьмом? Мотаешься по всему миру как сраный веник. В фильмах играешь идиотских. Козлы какие-то покоя не дают. Тебе что это — нравится?

— Это моя работа, — непонимание во взгляде перешло в иную качественную категорию: она никак не могла определиться с линией поведения.

— Херово тебе, — пожал плечами Вадим.

— Мне херово?… — суперстарлетку все-таки проняло: темные брови уползли вверх (а глаза у нее действительно — почти ирреальные…). — Это ТЫ МНЕ будешь говорить, что мне херово?!

— Конечно я, — спокойно подтвердил Вадим. — Мне зашибись. Я чего хочу, то и делаю. А ты, по-моему, вообще не знаешь, чего хочешь. Занимаешься полной ерундой, никому не нужной — кроме тех денег, которые за твой счет воспроизводятся. Я бы с тобой не поменялся.

Смилла Павович даже не нашлась, что ответить.

— Ладно, дело твое, — Вадим посмотрел на часы: пора было встречать Ладу. — Мне вообще-то по барабану, — он встал. — Бывай. Хэппи нью йер.

Ну вот и все. Прощай, оружие. Вадим заперся на защелку. Осторожно снял с бачка фаянсовую крышку, осторожно пристроил на край унитаза. Повертел в руках последнюю, невостребованную, волыну — никелированную, киногеничную. Все. Теперь уже действительно — все. «Дипбагаж» — два нехилых и нелегких места (как только Лада их одна ворочала? — впрочем, ТАКАЯ ноша не тянет), — минуя всякие рентгены, отправился в багажный отсек. Кроме лунинского наследства они вообще ничего с собой не взяли. Посадка объявлена. Лада ждет у турникетов. Он положил пистолет в воду. Пристроил крышку бачка на место. Рейс на Сингапур. Вылет — в 23.10. Две пересадки. В Сингапуре пересядем на Сидней. И оттуда уже — по прямой. И привет Гогену. Он щелкнул запором, вышел, автоматически посторонился, пропуская какого-то торопливого мужика, которому, видать, приспичило именно в покидаемую Вадимом кабинку. При том, что туалет был совершенно пуст (не считая, разве, второго кента — у раковин)… Странность эту Вадим еще и не воспринял-то толком — когда проходящий вплотную мужик несильно шевельнул левым плечом, и он вдруг перестал дышать. И сейчас же мужик, коротко и точно пробивший Вадиму в «солнышко», ловко захватил его локтем за шею, впихнул обратно в кабинку. Вадима развернуло, белая, почти чистая фанерная перегородка — словно сама была створкой на петлях, запахиваемой резким толчком — крутнулась сбоку и с маху ударила в морду. Почернела враз, отскочила обратно — и косо повисла, покачиваясь, в изрядном отдалении: сортирным потолком. Потолок замывало маревом — слезы хлестали. Носоглотку залило, переполнило: все это густо-соленое, едко-теплое текло соплями на лицо, скапливалось в горле, — Вадим спазматически сглатывал, а снизу встречными спазмами поднималась тошнота. Вся голова стала резервуаром боли. Она лежала в щели между перегородкой и унитазом, затылком в мокро-холодном, щекой прижимаясь к холодному же фаянсу. В мареве возникла темная фигура — и из совсем другой точки тела пришла совсем другая боль, стократ более дикая, отменяющая вообще все, кроме себя. Ему дали по яйцам. Вадим с всхрапывающим хлюпаньем скорчился, подтягивая ноги, заваливаясь набок, сворачиваясь вокруг толчка. Бьющий добавил еще по жопе, трамбуя. Захлопнулась дверца. В пах словно воткнули и крутанули пару раз мясорубочный винт. Но фаршем стало все тело. Упираясь лбом в фаянс, Вадим выплевывал и никак не мог выплюнуть кровь. Вместе с жидкостью вышло твердое — зуб? зуб, — язык нашарил брешь в верхних передних.